Кажется, я переоценил себя. Густав Бирон подошёл к вопросу со свойственной немцам практичностью и некоторой узостью. Выходит старания оказались напрасны. Людям свойственно бояться нового. В переменах они не всегда видят хорошее. Во всяком случае, для себя.
Я не хотел сдаваться. Ситуацию следовало переломить.
- Господин подполковник, вы позволите мне изложить свои взгляды? - внимательно посмотрел я на Бирона.
Он удивился. Думаю, не часто к нему обращались с подобными просьбами.
- Хорошо, капрал. Забудьте на время о субординации. Поговорим с вами как дворянин с дворянином, - согласился подполковник.
- Мы с вами иностранцы, присягнувшие на верность новой родине, и оба будем следовать присяге до конца, каким бы печальным он ни был.
- Верно, - кивнул Бирон.
- Однако у нас имеется возможность взглянуть со стороны.
Для меня - точно. Я здесь недавно, мой взор ещё не замутнён. Правила, нет - не игры - жизни, приняты, но свобода манёвра осталась.
И Бирону, как иноземцу, есть с чем сравнивать.
- Безусловно, - не стал отрицать подполковник.
- Я знаю, что гвардия является самой боевой силой российской армии. Наши полки лучше обучены, снабжены оружием, провиантом и денежным довольствием. Это ставит нас на ступеньку выше по отношении к прочим частям. Императрица заботится о гвардии, выделяет её, а мы должны как верные слуги радоваться её милости, и не просто радоваться, а добиваться того, чтобы доверие её императорского величества было полностью оправдано. Поэтому солдат Измайловского полка обязан не только знать и уметь делать то, что прописано в 'Экзерциции'.
- Вы имеете что-то против Экзерциции Миниха? - удивился Бирон.
- Вовсе нет, - покачал головой я. - Фельдмаршал сделал большое дело, честь и хвала ему. 'Экзерциция пеша' необходима, но не достаточна. Измайловец должен владеть любым оружием, укреплять дух и тело, уметь действовать при любой обстановке. Ещё Великий Петр завещал быть готовым к разным 'оборотам'. Да, возможно, знание рукопашного боя не пригодится в большинстве сражений, но благодаря занятиям мои гренадеры физически окрепли, стали ловкими и быстрыми. Я могу гордиться капральством.
- Мы годами учим новобранцев строевым приёмам, палить и колоть штыком, встречая при том преизрядные трудности. Я не хочу сказать, что русский солдат - тупой и ничего не понимающий, но воинская наука даётся ему непросто. Хорошо, что в гвардию попадают люди, отобранные особым образом, но вы видели армейские полки? Многие из них малоспособны, - грустно произнёс Бирон.
- Так точно, господин подполковник, - согласился я. - На самом деле мы плохо подготовлены, даже гвардия. Уж извините за прямоту. Если солдат большую часть времени проводит в работах, стреляет только в лагерях и изнурён бессмысленной муштрой, от него трудно ждать многого. Я понимаю, что переломить ситуацию по всей стране весьма тяжело, но добиться впечатляющих результатов хотя бы в нашем полку - не слишком сложная задача. Если на то будет вышестоящее разрешение и внимание, разумеется, - прибавил я.
- И вы беретёсь за неё аки Геркулес за свои подвиги? - хитро спросил Бирон.
- Возможно, я покажусь вам прожектёром, но мой ответ твёрдый - да!
- И на чём зиждется ваша уверенность? - заинтересованно произнёс Бирон.
- На русском солдате. Он храбр и упорен, что не раз было доказано в бою. Создайте ему должные условия, и мы добьёмся успеха.
Я говорил искренно. Да, над русским солдатом издевались оторвав его от нормальной существования, засунув в нечеловеческие условия, лупцуя шпицрутенами и батогами. Он был бесправен, страдал от плохого снабжения и недоедания, месяцами не получал жалованья. Его обворовывали, обманывали, били. Родные не знали: жив он или мёртв. С равным шансом могло быть и то, и другое. Жизнь солдата порой не стоила и ломаного гроша. Что говорить, если до воинских частей порой добиралось не больше половины рекрутов, остальные могли умереть в пути или тяжело захворать. От болезней и эпидемий гибло больше солдат, чем в сражениях, а лекари только и могли, что разводить руками. Они оказывались бессильны.
И при этом 'серая скотинка', как образно выражаются некоторые политики и литераторы, творила настоящие чудеса. Стоя под ураганным огнём, по колено в крови, русский солдат с - не побоюсь того слова - героизмом - держался до последнего. Что? Что могло заставить его идти на такое самопожертвование, презрение к смерти?
Прирождённое рабство, выработанное крепостничеством? Да нет, вся история Российской империи - история бунтов - опровергает это. Русский человек был терпелив, но до поры до времени, и если знал, что оно пришло - брался за топор и вилы. Тогда и начинался 'бессмысленный и беспощадный' бунт.
Нет, на настоящий героизм способны только те, кто несёт в себе нравственный стержень, а стержень у нашего народа такой, что с его помощью переломали хребты многим незваным гостям. И если я говорю 'русский' - это не значит: соблюдение расовой чистоты или мерянье черепов штангель циркулем. Русский - это ещё и прилагательное. Столько народов, смешавшись в одном котле, стали русскими - не по происхождению, а по состоянию души. А уж словами описать такое невозможно. Надо родиться или стать русским.
Я знаю, что широко говорить об этом не принято, полагается маскировать чувства под глупыми шуточками, недомолвками. Здоровой реакцией считается похихикивание, плоские остроты. Но на секунду останьтесь наедине с собой и подумайте...
- Сколько вам потребуется время, чтобы подготовить... - подполковник помедлил, - роту?