Гвардеец - Страница 35

Так может сделать ставку на дружбу с Пруссией? Австрия - нынешний союзник России - лжива, коварна и двулична. От неё всегда можно ждать вероломства, в любую минуту. А Пруссия? Пока слабая по сравнению с австрияками, но постепенно набирающая силу, уже ощерившаяся подобно хищнику острыми зубами, норовящая вцепиться в лакомые кусочки. Вместе мы будем той несокрушимой силой, которой подвластно всё.

Я невольно ухмыльнулся, представив комичность ситуации. Какой-то рядовой солдатик грезит менять оси 'реал политик', рулить монархами. Смешно. Хотя... попробовать-то можно.

Я никогда не относился к окружающим свысока. Понятно, что нас разделяют века, моё образование не сравнить с тем, что знают они. Многие понятия не имеют о календаре и ориентируются лишь благодаря батюшке из ближайшей церкви, который объявляет когда наступит и закончится очередной пост. Кое-кто и время считает по старинке согласно взятым ещё с Византии традициям - летом семнадцать часов дня и семь ночи, зимой наоборот.

В Петербурге народ, конечно, грамотней, усвоивших европейское времяисчисление больше, чем в провинции. И языкам обучен чуть ли не каждый встречный, правда, изъясняются зачастую варварской смесью, перемежая немецкие, голландские и финские слова.

Но разве это даёт мне право над ними смеяться?

Через неделю полк вернулся из лагерей. Чижиков обрадовался этому будто свадьбе. Сам он остался в городе, потому что умудрился серьёзно простынуть и провалялся несколько недель в госпитале. Когда наш 'дядька' поправился, начальство решило оставить его при штабе порученцем.

Я спросил, чем вызвано его веселье.

- А как жеж не радоваться, - довольно потирая руки, заговорил гренадер. - Во-первых, все друзья вернутся, я по ним заскучал - слов нет. В гошпитале валялся, мечтал, как здоровье в кабаках поправлять буду. Одному ж скучно. И вы вроде в компаньоны не набиваетесь. А как наши придут - ух, водочки попью всласть! Во-вторых, смогу прошение об отпуске подать. Во время стояния на зимних квартирах разрешается отпускать четверть состава. Думаю, ротный, не обидит. Чай не самый последний солдат. Давно я своих не видел: батьку с маткой, поклон им земной, сестёр да братишек. Чай я уж настоящим дядькой стал, не токмо для таких гавриков, как вы, - он с прищуркой глянул на нас с Карлом.

- Не хочу тебя огорчать, но на носу война. Вряд ли начальство сильно на отпуска расщедрится, - предположил я.

Чижиков лишь усмехнулся:

- С туркой-то. Так мы его в два счёта раскатаем. Вояка из него плохой. Чуть нажмёшь - бежит, будто пятки смальцем смазаны.

- Ну-ну, - пробормотал я, помня, сколько ещё будет этих войн, когда Оттоманская Порта вновь и вновь, науськиваемая врагами России, двинет войска к нашим границам, однако гренадер лишь хлопнул меня по плечу:

- Не боитесь, покуда присягу не примите, никуда я от вас не уйду, ни в какой отпуск. Токмо вы энтот день на всю жизнь запоминайте. Присяга для солдата ровно как второе рождение. После неё грех в кабаке не проставиться, и мне, Полкану старому, чарку не преподнести за науку.

- Не волнуйся, Степан, будет тебе чарка, - пообещал я.

И вот настал день присяги. Новобранцев всего двое - я и Карл. Нас вывели перед ротой, поставили рядом с развёрнутым знаменем, командир велел положить руку на Евангелие, и я, волнующимся голосом произнёс первые строки:

'Я, Дитрих фон Гофен, обещаюсь всемогущим Богом служить всепресветлейшей нашей государыне императрице, верно и послушно, что в сих постановленных, також и впредь поставляемых воинских Артикулах, что оные в себе содержати будут, все исполнять исправно...'

Глава 15

Обычно так давали присягу офицеры, солдатам полагалось стоять в строю, поднимая правую руку, а потом целовать Евангелие, но для нас, как для иностранцев, сделали исключение. Выяснилось, что после каждого повышения в чине требовалось присягать заново. Офицеры расписывались на гербовой бумаге, их подписи заверял полковой священник.

После присяги мы, как обещались, повели Чижикова в трактир, благодарить за науку. Звали и других гренадеров, но командовавший нами капрал Ипатов никого не отпустил.

- Благодарите, что хоть вам идти разрешаю, - важно объявил он. - А с завтрашнего дня начнёте нести службу вместе со всеми. Тогда узнаете почём фунт лиха.

Выглядело его обещание очень уж многозначительным. Что имелось в виду, мы узнали позже. Пока что в моём представлении прочно засели картинки балов из 'Войны и мира', сцена входа в город кавалерийского полка из 'Гусарской баллады' да пошлые анекдоты про поручика Ржевского. Гвардейская служба представлялась сплошным весельем: промаршировать перед Зимним дворцом, ловя восхищённые взгляды прелестниц, получить по чарочке вина из рук чуть ли не самой императрицы, троекратно прокричать 'Виват' и с песнями удалиться на постой. Лепота!

Святая наивность!

Чижиков долго кружил по городу, выбирая 'особливое место'. В первом трактире ему не понравилось - слишком много народа, яблоку некуда упасть; во втором - скучно, людей нет; в третьем плохо готовят ('мне кишки ещё дороги'); в четвёртом водка 'невкусная'. Чем привлёкла его взгляд пятая точка 'общественного питания' - скорее всего, не понимал даже сам Чижиков. Скорее всего, от долгого хождения у него заболели ноги, или нос зачесался нестерпимей обычного.

Мы заняли лучшее место. Какой солдат не любит поесть, а особенно пожрать. А если этот солдат двухметровый вечно голодный гвардеец - ничего удивительного в том, что стол буквально ломился от еды. Мы перепробовали всё мясное, что готовилось в котлах или вертелах (и это, не смотря на то, что пост, начавшийся с пятнадцатого ноября, был в самом разгаре), выпили графин водки (множественное число, пожалуй, будет преувеличением - почти всё выдул наш дядька). Я больше потягивал пиво, оно ничем не напоминало то, что приходилось пробовать раньше. Гораздо вкуснее - что называется, без консервантов.