Голос стал строже.
- Только подбираемся, Андрей Иванович. Злодей упирается, так мы его того... на дыбу, - опомнился Фалалеев.
Андрей Иванович... Понятно, к нам пожаловал собственной персоной начальник Тайной канцелярии генерал Ушаков. Фигура интересная, сумевшая усидеть в своём кресле, несмотря на все дворцовые перевороты. Это, знаете, о многом говорит. Непрост был Андрей Иванович, не прост...
- А меня спросить - что, забыли? - недобро прищурился Ушаков.
- Андрей Иванович, беспокоить не хотели. Вы ж двое суток здесь дневали и ночевали, только уехали к себе домой вчера по вечеру, зачем вас тревожить? Душегубец это, убил вместе с подручным сразу четырёх, из них двое шляхетского роду.
- За что же ты, ирод, людей жизни порешил?- заинтересовался генерал.
- Да за то, что они сами хотели меня на тот свет спровадить, - морщась от дичайшей боли, с трудом шевеля губами, произнёс я.
Генерал полистал протокол допроса, нервно покусывая губы, вернул документы Фалалееву и коротко бросил:
- Не похоже, что брешет. Разве немец на такое пойдёт? Тут нашим, российским духом пахнет.
- Вот мы и выясняем правду, - залебезил чиновник.
- Позаботьтесь повальный обыск у Звонарского на дому устроить.
- Всенепременно, Андрей Иванович, - кисло ответил Фалалеев.
- А немца снимите с дыбы, вправьте кости, покуда не поломали, - распорядился Ушаков. - Лекаря позовите, чтобы в порядок его привёл. Токмо сами не вздумайте. Не столько лечите, сколько калечите. Слышь, Архип?
Палач закивал как китайский болванчик.
Ушаков продолжил:
- Обязательно хорошего медикуса кликните - Генриха Карловича. Я недалече его видел.
- Андрей Иванович! - взмолился чиновник.
- Что - 'Андрей Иванович'?! - разозлился генерал. - Много на себя взяли, Пётр Васильевич. Самоуправство это. Рази не так? А самоуправства я не потерплю. Бардак развели! Распустил я вас, окаянных, распустил. Раз ушёл Ушаков домой, значит твори, что вздумается. Ан нет, выкусите, - он сложил кукиш и сунул под нос Фалалееву. - Не на таковского напали, милостливый сударь. А ведь не думаете, что стоит мне только захотеть, и вы местами поменяетесь: тебя на дыбу подвешут, а его в канцеляристы определят. Так, Фалалеев?
- Что вы такое говорите, Андрей Иванович, - сокрушённо забормотал чиновник. - Я ведь всего себя на службу положил. Не корысти ради...
- Не знаю, Фалалеев, не знаю, - покачал головой Ушаков. - А вот ежели узнаю, то...
Он не договорил, круто развернулся и вышел из застенка.
Палач больше не трогал, руки мои повисли безвольными плетьми. Я стоял и покачивался, достаточно дуновения сквозняка, чтобы свалить меня на каменный пол.
Фалалеев снял белый парик, промокнул большим шёлковым платком вспотевший лоб и, переведя дух, произнёс:
- Что-то сегодня генерал наш не с той ноги встал. То ли дочурка его незабвенная - свет Катерина, коленце какое выкинула, то ли её величество императрица недовольство проявили.
- Не выспался он, - пояснил писец. - Днюет и ночует на работе, всё неймётся ему, а возраст уже не тот. Сдаёт генерал наш, вот и злится. Так я пойду за дохтуром?
- А как же. Только обязательно Генриха Карловича сыщи, хучь из-под земли достань, а то Андрей Иванович голову мне оторвёт.
Чиновник сплюнул и устремил в меня злобный взор:
- Повезло тебе сегодня, немчура поганая, ну да я всё равно с тобой разберусь.
Я отвернулся, радуясь, окончанию допроса. Если бы ещё не онемевшие руки...
Писец сбегал куда-то и вернулся в компании суховатого старикана - и по виду и по манерам - доктора, причём явно иноземных кровей, который, осмотрев меня, пробормотал несколько малопонятных фраз на латыни.
- Положите его на лавку левым боком, - приказал лекарь.
Палачи поспешили выполнить распоряжение, распластав меня на широкой лавке. Доктор заботливо сунул под голову небольшой деревянный сундучок. Лежать было неприятно, но всё же гораздо лучше, чем стоять.
- Пусть побудет пока в таком положении.
Я почувствовал, как под действием силы тяжести, мышцы начинают расслабляться. Спустя несколько минут лекарь взял руку за предплечье, согнул в локте и оттянул книзу.
- Как вы? - спросил он.
- Ничего хорошего, - признался я, настороженно наблюдая за его манипуляциями.
- Не переживайте, молодой человек, ничего страшного не случилось: кости целы - это главное. А вывихи, о них вообще смешно говорить. Плёвое дело, - заверил старичок. - Поверьте, у меня богатый опыт.
Я напрягся, чувствуя, что мне заговаривают зубы. Доктор покосился на меня и неодобрительно поцокал языком. Внезапно он вскинул голову кверху и воскликнул:
- Что это?
Я невольно отвлёкся, посмотрев на потолок. Лекарь воспользовался этим, лёгким движением повернул согнутую руку сначала кнаружи, а затем внутрь, вставив плечевой сустав на место. Последовал щелчок.
- Мать вашу! - Я едва не умер от боли и шока.
Тело выгнулось дугой. Сейчас же на него навалились палачи, удерживая весом. Я бился на лавке, стукаясь головой об сундучок, и успокоился, только тогда, когда болезненные ощущения прошли.
- Потерпите, милостливый государь. Полдела сделано, - старичок подошёл к жаровне и немного понаблюдал за пляшущими языками пламени. - Отдохните чуток, а потом продолжим.
Я полежал на спине с отрешённым видом, настраиваясь на неизбежное. Вроде понятно, что Генрих Карлович добро делает, но страшно до жути.
Таким же образом лекарь вправил и другую руку. Щелчок, электрический импульс в плече, приведший сердце в состояние ступора, и блаженный покой.
Я мысленно крестился, боль отступила. Попробовал пошевелить пальцами и понял, что руки ни капельки не слушаются.